Серёжа

Каждая работа Дмитрия Крымова – событие для театрального мира. Или как минимум для поклонников мастера, которых всегда больше, чем мест в зрительном зале, даже в таком, как большой зал МХТ им. А.П. Чехова, где Крымов дебютировал вместе с главной своей актрисой – Марией Смольниковой. Выбрав романа Льва Толстого «Анна Каренина», постановщики прочитали его так, как никто его не читал прежде: вы найдете в спектакле очень много смешного, трогательного и искреннего. И итог этой работы – две Премии «Золотая Маска» – за «Лучшую работу режиссера» и «Лучшую женскую роль» - вполне закономерен.

Нам хотелось сделать «Анну Каренину» как очередной бунинский «Солнечный удар» – быстро, нежно и страшно. Но наш спектакль «Серёжа» – это не «Анна Каренина». Это спектакль по мотивам великого романа, даже, я бы сказал, по отдаленным мотивам. Там нет ни Левина, ни Кити, ни Стивы Облонского, нет сенокоса, кваса и потной рубахи, нет аппетитных стерлядей и устриц в ресторане и нет потрясающей сцены, когда Каренин пришел к адвокату и, может быть, впервые испытал унижение. Нет сцены скачек, падения Вронского и смерти Фру-Фру, да и паровозика, в общем-то, тоже нет… разве что игрушечный, маленький. Одним словом, это все будет похоже на Толстого, но меньше, короче. Как бы фрагмент. А Серёжа – это сын Анны Аркадьевны Карениной, мальчик, тоже восьми лет, который и стоит в центре этого «Солнечного удара», когда все смешалось, не только в доме Облонских, но и вообще. – 

Дмитрий Крымов

Как обычно в спектаклях Крымова, здесь очень много про театр. Перед началом звучат голоса постановки Немировича-Данченко 1937 года в записи, где Анну играла Тарасова, а Каренина – Хмелев. Великий театр страшного времени акцентирует витающую здесь мысль – о трагическом разрыве иллюзии и реальности, о том, как страшное заслоняется и оправдывается мечтой. Есть еще суфлерская будка, откуда шипящий голос подсказывает актерам романный текст. «Спасибо, я помню!» – грубо обрывает суфлера разгоряченный Каренин. Текста Толстого здесь, впрочем, предсказуемо немного – актеры, превращаясь в ироничных комментаторов своей роли, обращают зрительское внимание на редкие вкрапления оригинала. «О, у меня же здесь есть толстовская реплика!» – посреди сцены, как будто внезапно, вспоминает Смольникова и подходит к своему партнеру ближе, чтобы со значением сказать дежурную, казалось бы, фразу – «Здоров ли Сережа?». Вообще, театр Крымова совсем не про текст. Скорее про то, что находится между словами, про ту неявную жизнь, которая пульсирует в лакунах речи. Ведь даже когда в самом начале, в поезде Анна и графиня Вронская без умолку, умильно рассказывают друг другу о своих детях, решительно не слушая друг друга, это вовсе не про то, про что слова. Это, скорее, насмешка. Про фейковую умильную любовь – фанатичную, но какую-то кукольную. Настоящей она становится только в момент утраты, когда происходит что-то необратимое. Ближе к финалу в толстовский сюжет врывается фрагмент из романа Гроссмана «Жизнь и судьба». Мать лейтенанта Шапошникова мотается по фронтам в поисках могилы своего сына. Смольникова надевает пальто, платок, превращаясь в измученную горем мать 40-х. В такую же точку необратимости попадала и Каренина, когда сын буквально ускользал из ее рук. –

 

 

Это спектакль о том, что искусство – к сожалению или к счастью – больше человека, оно человеку велико. Как безнадежно велико субтильной Анне (Мария Смольникова) роскошное черное платье – его не затянуть по фигуре, но из него и не выпутаться. Здесь не только Анна, но и Каренин (Анатолий Белый), и Вронский (Виктор Хориняк) – гулливеры в стране великанов. С детской сосредоточенностью они в каждом эпизоде погружаются в игру с подворачивающимися обстоятельствами и предметами, буквально превращая фрагменты толстовского текста в конструктор. Но как ни странно, чем больше кругом реквизита, тем менее театрально выглядят люди на сцене. К финалу спектакля все ненадолго заглушает пронзительный звук отчаяния – не трагического, не художественного, а очень человеческого. Для того чтобы быть несчастливым, брошенным, опустошенным, человеку необязательно быть великим или даже взрослым. –